20:00 Сергей Дорофеев уехал в Прагу | |
| Один из самых успешных украинских журналистов, автор программы «Портреты» Сергей Дорофеев покинул Украину как-то тихо, без особых комментариев. И уже через некоторое время стало известно: Сергей уехал работать в Прагу на Радио Свобода. Разумеется, будучи в Праге, я не смогла удержаться, чтобы с ним не встретиться. Говорить было о чем… — Сергей, вы как-то внезапно уехали. Прошел Майдан, у вас были большие планы на ZIKе… И вдруг вы как будто растворились… — У меня всегда были большие планы, где бы не работал. Я не растворился. Сейчас работаю в компании, которая продуцирует контент и на Украину, Грузию, и на Беларусь, Израиль, страны Балтии, Молдову. Это большая работа, большой проект. Скучаю ли я по Украине? Да, скучаю. — Как Вы уехали? Как Вам поступило это предложение? — У меня было несколько предложений на тот момент и ряд причин уехать. Одна из них связана с личной жизнью. Что касается профессиональных аспектов, все знакомые крутили у виска и говорили: «Ты в Киеве имеешь все. Зачем тебе это надо?» Но, знаете, я всегда был очень податлив к возможности реализовать новые идеи и проекты. Это вызов, испытание. В этом есть азарт. И тут «Радио Свобода» начало создавать ТВ-производство… Предложили, ответил согласием. Хотя, для меня это был своего рода дауншифтинг. Кроме того, я устал от политической ангажированности разных медиа. Устал от того, что постоянно нужно было заниматься каким-то своим внутренним расследованием, чтобы понять, кто же конечный бенефициар той или иной компании. Это очень важные репутационные вещи. Комплекс всех этих причин и стал поводом принять предложение из Праги. — В Украине известно о собственниках 95% каналов… — У меня, видимо, были те 5%, информации о которых не было. — На «Интере»? — На ЗИКе. — По-моему, там все знали, что Дыминский является хозяином. — Я бы не хотел сейчас об этом говорить. Мне все-таки кажется, что это была не последняя фамилия. Хотя, могу ошибаться. — Насколько с Вашей точки зрения Украина интересна в мире? Ведь в каждой стране есть мифы на эту тему. Насколько возможно наше вхождение в ЕС и получение безвизового режима? — Эти темы я регулярно поднимаю в своих будних эфирах и воскресной авторской программе «Неделя». Но, когда я даю интервью другим медиа, у меня есть некоторые ограничения, связанные с контрактом. Они касаются, в том числе, и политики. Поэтому я не могу сейчас рассуждать о политике тех стран, где осуществляется наше вещание, т.е., не могу давать никому оценку. Потому что это уже мое личное мнение, а по вечерам, по будням, я — ведущий новостей. Хотя, мне есть что сказать — слушайте в моих авторских эфирах. Единственное, что в этом контексте могу сейчас отметить, — политика в Украине стала частью бытовой культуры. Это редкое явление. Покажите мне еще одну такую постсоветсткую страну, где, скажем, вагоновожатый или простой укладчик плитки будет понимать ситуацию и сходу назовет трех-четырех олигархов и скажет, кому из них принадлежит какой канал. — Поговорим о медиа. С появлением социальных сетей и больших платформ журналисты больше не являются монополистами на информацию. Сейчас известные блогеры могут быть более влиятельны, нежели журналисты. — Приходит время новых трендов в профессии. Оно мне нравится. Приходит время объяснительной журналистики. Растёт запрос на авторский материал. У аудитории сейчас невероятный выбор — посмотрите, какое количество платформ. Поэтому на первое место вновь выходит контент. Это время интересных новаторских стартапов. Это время колумнистов. И в ближайшее время содержание для медиа-менеджера будет становиться важнее, чем аудиторная специфика платформ. Потому что деление медиа на традиционные и нетрадиционные становится рудиментарным. СМИ становятся мультимедийными и онлайновыми. Это, кстати, начинает отражаться на стоимости как контента, так и рекламы. Время постепенно уводит нас от схемы, когда ТВ-рынок был напрямую связан с объёмом рынка рекламы. Безусловно, ориентация на ожидание целевой аудитории, на ее платежеспособность будет сохраняться и дальше, но девиации в этой схеме уже начались. — А как здесь меняется эта схема? Раньше рынок базировался на рекламе. — Медиа могут получать не только рекламные деньги, но и деньги своих подписчиков. Пусть, конечно, у нас пока и небольшие. Каналы начинают получать средства не только за долю слота, но и за атмосферу своих медиа, которую они несут собственным контентом. Больше нет смысла только и делать, что пытаться контрпрограммировать своих товарищей по форматной нише. Если говорить о печатных СМИ, мы всё больше видим использование онлайн-пейволлов: тем, кто хочет читать больше, предлагается за это платить. Здесь интересны и прибыли. Та же он-лайн аудитория «Нью-Йорк Таймс» составляет сейчас около 50-60 млн. пользователей. Принтовую версию в руках держали 2 млн человек. И если 10 лет назад редакция на печатной версии зарабатывала 3 млрд рекламных долларов, то сейчас речь идет о 1.5 млрд. Потому что рекламная платформа — это не только бумага, это и сеть, с самыми разными предложениями для разных гаджетов. Другой важный момент. Вот говорят: «Социальные сети убьют медиа». Да ничего подобного! Медиа предлагают именно редакционную точку зрению, на которую и приходит зритель, слушатель и читатель. Предлагают фактаж и экспертную оценку. Это очень важно. Социальные сети позволяют мне знать все обо всем. Но я не хочу читать комментарии Марьи Иванны или Петра Васильевича об изменении, скажем, ставки рефинансирования. Мне нужно понимать, что этому человеку я могу верить и он мне объяснит все эти события. Пользователи социальных сетей — как источник новостей — мне экспертную оценку не дадут. Да и новости их надо еще хорошенько проверить. — У «Нью-Йорк Таймс» есть перспектива, у них не упал рекламный рынок. Во всех постсоветских странах опыт говорит, что наш читатель, даже при всей любви к медиа, не готов подписываться на контент. История с «Дождем» — доказательство тому. Они не смогли выжить за счет подписки. А рекламного рынка уже нет. Как здесь быть? — Здесь могут спасти только идеи и диверсификация поставок своего контента. Ещё здесь важно определиться — что такое для того или иного медиа «успех»: это охват, цифры смотрения, это социальный статус целевой аудитории — качество или её количество и т. д. Новые идеи — вот, что будет увеличивать капитализацию СМИ. Не хочу никому делать рекламу, но мне очень понравилась идея 1+1 запустить платформу по поиску инновационных предложений для медиа. Замечательная история. Так обычно и появляются подобные интеллектуальные хабы. Короче говоря, всё идет к тому, что сначала будет контент, а уже потом — поиск платформы для него. Это новое измерение, в том числе и в маркетинге СМИ. К тому же, я отмечаю, как телевизионные менеджеры в своих бизнес-планах все чаще начинают обращать внимание на то, кем хочет казаться их аудитория. Здесь важно отождествление с экранными персонажами, эффект сопричастности. Это очень важный психологический аспект в нашей работе. Обратите внимание, как растут доли докудрам и скриптед-реалити — они всё интереснее аудитории. Возьму пример проще — успех сериала Первого канала «Оттепель». Особенность человеческой памяти — запоминается больше хорошего, чем плохого. А ведь это было тяжелое время. Но это было время надежд. Старшая аудитория еще помнит, как пахло в хрущевках, что такое очереди и чего стоят новые туфли. Но в памяти есть хорошее… Для более молодой аудитории — важна романтизация того времени, возможность ощутить те краски и запахи. На этом и построен фильм «Оттепель». Гениальная работа продюсеров. Плюс, конечно, фильм поставили в сетку в нужное время, была любопытная промо компания — помните, в том числе, со стихотворениями. Короче говоря, коммерчески — это хороший продукт. Здесь есть отличная идея, попавшая в нужное время. — Сергей, мы говорим о сегодняшнем постсоветском телевидении, но есть ощущение, что оно сейчас скорее мертво, чем живо. Аудитория 55+, и она неумолимо ползет вниз к отметке 60, 65 лет. Социально активные люди 30, 40 лет телевизор больше не включают. Телевидение обречено… Какие форматные возможности для телевидения должны быть? Как носитель, коммуникатор… Другие платформы. Каким оно должно быть, чтобы вновь стало интересным? — Что касается платформ. Сейчас время конвергенции и мультимедийных редакций, время соушл-медиа. Выживут универсальные журналисты, способные писать для разных платформ, умеющие быть понятными, знающе, что такое рекламный рынок, как меняются потребности аудитории и т.д. Плюс к каждому журналисту фактически должен быть приставлен SMM-менеджер, дизайнер… Это то, чем занимается наша редакция — системное производство. Сейчас на телевидении ты борешься за каждую секунду эфира. Например, когда пишу текст, я думаю над каждым словом, над каждой паузой — где, кто и как ее оценит. Сейчас другое ощущение ткани эфира. Плюс, кто бы еще недавно мог подумать, что популярность хард-токов в наших широтах будет расти… — Хард ток – это ведь пресловутая эмоция… — Об этом и хочу сказать. Растет внимание к содержанию разговорных программ — там носители смыслов, рецептов. Плюс, чувство времени, способность нюхать воздух — все это очень важно для телевизионного продюсера. Например, в фильме Парфенова о Гоголе есть сцена, где он открывает-закрывает дверь, а дверь поскрипывает, как бы поет… Тогда не все это понимали. Вот, что это за детали? «Да, Парфенов интересен, необычен, — говорили некоторые мои коллеги. Но зачем он играет дверью?» Сейчас они говорят по-другому. Именно все эти детали — опорные точки, на них строится смотрение таких фильмов. Это не столько фильм о Гоголе вышел, сколько фильм о времени, о его вкусе, цвете и запахе той эпохи. — На украинском ТВ была такая мутная формулировка, когда говорили о формате: «Мы – семейное телевидение». Обо всем и ни о чем. Как вы считаете, телевидение будущего — это сепарация и сегментация? — Каждый зритель начинает требовать контент для себя. Т.н. видео на заказ. Время зрителя на ожидание и поиск нужной программы становится для каналов слишком дорогим удовольствием. — То есть программы отдельно для хипстеров, для женщин, для шахматистов и проч… — Да. Время вещателей «для всех» проходит. Большие каналы будут вынуждены, хотят они этого или нет, дробиться форматно, в зависимости от потребностей разных групп аудитории. Как это будет устроено – другой вопрос. Все завязано уже на финансовые и технические возможности. Посмотрите на рост популярности кабельного ТВ. Время покажет. — Телевидение будущего – телевидение больших платформ. Вы там смотрите утром фильм, у вас идут новости, если вам стало скучно – отключились, вы тут же покупаете себе кеды или пиццу на этой платформе. С одной стороны мы говорим о сегментации, с другой – там должно быть все. — Понятно, что должно быть все для конкретной аудитории. 55+ не будут покупать себе кеды с помощью гаджетов. Будет покупать другая аудитория. Это ориентация на своего покупателя. ТВ становится улицей с разнообразными моллами и монобрендовыми бутиками. Господин N заходит в 1-й, 3-й и 8-й магазин, а госпожа М — в 4-й, 6-й и 10-й. А что на этих «улицах» будет больше цениться — большие универмаги, где есть все, или маленькие уникальные лавки, это зависит от того — какие менеджеры будут трудиться в этих магазинах. Но, думаю, что маленьким магазинам будет проще – они более мобильны и имеют меньшую инерцию. — ТВ и раньше не могло похвастаться особенной глубиной. — Знаете, когда мы ругаем аудиторию — говорим, что она смотрит пластмассовый контент… давайте спросим себя — почему? Потому что ее уровень недостаточно высок или может потому что мы сами загрузили её всей этой пластмассой, сами сделали ее такой… — Да, это правда… — Что здесь первично? — Это типичная ситуация, когда наркоман на игле. Мы хотели рейтингов и мы считали, что «околонаучная» программа Александра Гордона должна в 2 часа ночи идти. «Последнюю баррикаду» на 1+1 даже Роднянский в те годы говорил, что убрал на 00.30 ночи. Так как рекламодатели этого не хотели. Мы дожили до того, когда зритель воспринимает только очень громкие голоса. Либо истеричные, скандальные, визгливые и так далее. Любой продюсер скажет, что это замечательно, но это никто смотреть не будет. — Понятно, почему так говорят, но на этой почве новое будущее не растет. Я тоже так говорил в свое время, когда отвечал за определенные тайм-слоты, за смотрение здесь и сейчас, когда результат ждут, когда ты, как продюсер, должен дать цифры, обозначенные в бюджете, в бизнес-плане… Но нынешний кризис предлагает нам думать о будущем по-новому. Если говорить об Украине, давайте обратим внимание на то, как начал трансформироваться контент в соответствии с изменениями в стране, с ростом национального самосознания… Да, взаимосвязь аудитория-контент — с учетом, безусловно, невеселой ситуации на рекламном рынке — не может меняться так быстро, как мы хотим. Пусть небольшие, но изменения начались. Это процесс постепенный. К тому же, контент по-прежнему стоит дороже, чем реклама. — Если выступает умный какой-то эксперт, его слушать никто не будет, но если выступают люди, которые являются медийными лицами, у которых заведомо высокие рейтинги за счет того, что они скандальны, за счет того, что они применяют определенную риторику… — Ну, так зритель устроен, он всегда будет проявлять внимание к таким спикерам. Однако, как человек, много учивший физику, могу сказать следующее: есть такое понятие как точка насыщения. Вот эта кривая аудиторного интереса уже будет идти не вверх — вдоль оси ординат, — а будет тянуться параллельно оси абсцисс, потому что наступает насыщение — аудитория начинает уставать от декларирования одного и того же одними и теми же спикерами, как бы уверенно они не выглядели и как бы не жонглировали словами. И пусть сейчас это особо не видно по результатам социологических исследований в политикуме, но этот процесс развивается. — Что касается журналистского образования, если проанализировать первые 20 фамилий в украинском медийном пространстве, окажется, что половина не имеет журналистского образования. Есть такое мнение, что человеку талантливому достаточно иметь базовое образование – физик, архитектор, плюс талант, потому что журналистика – это умение интересно излагать свою мысль в том или ином свете. Когда я прихожу в университет Шевченко и слышу, что говорят в аудиториях преподаватели, которые за последние 30 лет не работали в полевой журналистике, я понимаю, что в принципе они ничего аудитории дать не могут. Надо ли вообще в принципе журналистское образование? — Важный вопрос Вы задаете. Я преподавал журналистику и маркетинг СМИ в Беларуси и в Украине — в самых разных аудиториях — и могу сказать, что журналистское образование, безусловно, нужно. Но на 70 процентов — это базовое образование – литература, история, философия. Вместе с тем журналист обязан уметь писать и думать. Он должен уметь пользоваться словом так, чтобы аудиторию держать. Безусловно, у него должны быть природные способности для этого, но еще этому нужно учиться. Милая, гибкая, прозрачная девочка вряд ли станет великой балериной, если она не будет работать над этим. Даже несмотря на то, что Господь дал ей для этого все способности. Талант нуждается в развитии. Журфаки должны стать провайдерами в этой ситуации, катализаторами. — Кто там должен преподавать? — Только практикующие журналисты, менеджеры, продюсеры. Я очень хорошо знаю, о чем вы говорите. Мне часто жаловались студенты, что у них мало практикующих преподавателей. Говорят: «Нам читают то же самое… у нас тут учились братья, сестры 10 лет назад, и представляете, им читали то же самое что мы слышим сегодня». Я часто с этим сталкиваюсь, работая с молодыми журналистами. Да, они получают большой багаж знаний – но это чемодан без ручки: нести его тяжело, а выбросить жалко. Нет прикладного значения у этих знаний. Журналистикой нельзя заниматься обособленно без изучения основ маркетинга. Мы все, хотим этого или нет, участники рынка. У аудитории есть выбор. — Еще один вопрос — о грантах в журналистике. Я понимаю, зачем гранты в медицине, а журналистика – это такая идеологическая область, которая формирует умы, смыслы и так далее. С одной стороны, мы говорим о том, что в постсоветских странах мы должны приложить максимум усилий, чтобы создать медийный рынок, а следовательно, нужно бороться за конкурентные преимущества, за то, что будет интересно зрителям. Грант – это как массаж: человеку дают деньги и он их использует, и больше ничего. Это ничего не рождает. Я имею в виду гранты медийные. Как вы считаете, это хорошо или плохо? Это способствует рынку или нет? — Человек всегда находится в поиске денег для своих проектов. Это нормально и понятно. Если ты находишь деньги и можешь в итоге реализоваться, ты молодец! Другое дело — не подсаживаешься ли ты на гранты, как на питающую капельницу… Гранты расслабляют. Да, как вы сказали, это массаж. Но ведь есть массаж лечебный, например, дренажный, позволяющий двигаться без чувства тяжести. То же самое и гранты — все зависит от отношения к этому ресурсу, инвестиции. Сейчас меня окружает большое число амбициозных молодых людей, которым 20 или 20 с небольшим. Они выиграли гранты, например, через фонд Вацлава Гавела, приехали в Прагу на стажировку. И они пытаются имплементировать здесь все, что получили в своих университетах. Из созданного контента формируют свое портфолио. Это то, что потом станет их буком, что они будут показывать. В этом случае, гранты для них — возможность дышать. Если гранты не регламентируют свободу выбора, я за такие гранты. — Сегодня сложилась такая ситуация, что мы имеет донорскую экономику, МВФ нам дает транши, мы их тратим, это каким-то образом становится механизмом коррупции. Знаете, человек никогда не станет коррумпировать сам себя, но если ему дали деньги, это его очень сильно расслабляет. Зачем строить экономику, если просто дают денег? То же самое есть в любом рыночном сегменте – неважно о чем идет речь — о том, чтобы построить новый завод, или о том, чтобы построить новое медиа. Вопрос в одном – получить деньги. Но объяснить инвестору, где ты будешь через два года, ведь это не просто бумажки правильно заполнить, и рассказать что ты сделал или не сделал, неважно… — Понимаете, это такой же разговор, как спор о том, почему до сих пор воруют или в той же России стали чаще кричать о патриотизме? Давайте перечитаем Салтыкова-Щедрина. Там все ответы. Все зависит от того, как ты будешь использовать эти гранты. Все зависит от культуры, в том числе, финансовой. Или ты из кожи вон лезешь, находишь деньги на реализацию своих идей, создаешь рабочие места, и всё происходит за счет твоих мозгов — это одно. А если ты получаешь какие-то деньги, которые позволяют тебе не совершать резких движений, не рисковать и не думать о мотивации персонала, то это совсем другое. Здесь кроме ожирения ничего не приобретешь. — Я задала этот вопрос, потому что у нас на постсоветском пространстве, в Украине, сформировалась целая генерация людей, которые просто до пенсии сидят на грантах. Представляете, 20 лет сидеть на грантах. — Этот вопрос надо законодательно регулировать. Монетизируй свое медиа сам. Если ты этого не делаешь, значит, ты просто являешься рудиментом рынка и рано или поздно просто уйдешь. Хотя, здесь не все так просто. — Кому может это быть интересно сегодня? — В Украине медиа – это бизнес, по крайне мере, имеет таковые очертания. Другое дело — объем прибыли, насколько работают эти бизнес-схемы в Украине. Все очень относительно. Если сравнить Украину и Беларусь, например.… — За последние три года все каналы в Украине не являются прибыльными, например — Если говорить о ТВ, да. Покажите мне каналы, которые 5 лет назад были прибыльными… — Тогда какой же это бизнес? — Они являются дотационными. Но, с другой стороны, по крайней мере, они строят свой эфир и производство хоть по каким-то бизнес-законам. В других странах и этого нет. — Другое дело, что они являются инструментарием в политической борьбе. — Безусловно, для кого-то это ружье, висящие на стене и в нужный момент стреляющие — например, раз в пять лет, перед выборами. А для кого-то это ружье, из дула которого пахнет порохом постоянно, потому что оно палит каждый день… — Какой смысл вкладывать деньги в украинские медиа? Зачем? — Политика, амбиции и самолюбие. Все, как и везде. Это так сейчас. Но в идеале вложение средств в медиа – это инвестирование в культуру своей страны… в культуру в самом широком смысле этого слова. Потому что есть просветительская составляющая в работе СМИ. Здесь и финансовая культура, и производственная, и культура отношений, и т.д. — Зачем это делать? Ведь нет законов, нет возможности построить бизнес, потому что нет рынка… Нет никаких гарантий. Точно так же как могут отобрать завод, так могут отобрать канал? Какой смысл в это вкладывать деньги? — Вы сейчас своими вопросами заставляете меня идеализировать и говорить «а вот если бы»… Не хочу, это патетика. Сейчас действительно все так и есть, как Вы говорите. — Сегодня никакого шанса нет? — Шанс есть всегда. Пока политические интересы разных групп влияния, распространяющиеся на сферу медиа, не перестанут доминировать, пока та же статья в бюджете на культуру не будет адекватной, ни о чем говорить нельзя. Это все очень связанные вещи. Но есть контроль общества. И оно созревает быстрее политикума. Это серьёзный сдерживающий фактор для обитателей некоторых высоких кабинетов. Вообще, все развивающиеся демократии можно разделить на две большие группы – одни, где сильна властная вертикаль, и другие, где коммуникация строится с учетом действия системы грузов и противовесов. В какой-то момент в Украине был и один вариант, и второй. Потом начался дисбаланс. — Общественное телевидение, общественное радио и все общественные медиа, так сказать, это как мне кажется, такой продукт 20-го века второй половины, когда обществу было необходимо иметь какие-то там площадки, где они могут высказаться. Тогда не было интернета, не было социальных сетей и других платформ, где мог высказаться любой. Сегодня, как мне кажется, это совершенно не актуально для любой страны мира … — Если страна хочет стать развитой, с работающими социальными лифтами и высокой степенью легитимности власти, проскочить этот этап общественных медиа мне видится неправильным. Пусть эти общественные СМИ будут всего несколько лет, но быть они (как часть эволюции государства) должны. — Сегодня, когда высказывание упрощается, когда у всех есть трибуна – фейсбук или еще какие-то платформы – зачем так называемое общественное ТВ? … — Я дополню… Демократия, как известно, — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных. Лучше общественных медиа в вопросе построения конструкции отношений власть-общество-СМИ пока ничего не придумано. — Но общество не хочет платить деньги на общественное телевидение… — Потому что в странах, где такая ситуация, общество сейчас остро не нуждается в правдивой информации. К сожалению, нет запроса на независимую журналистику. Где-то просто больше есть хочется… И это понятно. Но я все-таки сторонник того, что этот пубертатный период нам нужно пройти. — Как? Теоретически, какая может быть схема? — В России и Беларуси сейчас нет журналистики, потому что ее просто нет. Есть ростки, по которым постоянно ездят катком. Есть ли журналистика в Украине? Да! Но ржавые катки и там кое-кто уже начал чинить… Я работал в Беларуси, хорошо знаю ситуацию в России. Мне есть с чем сравнивать. В Украине у общества есть запрос на правдивую информацию, но этот запрос, наверное, не достаточно напористый. Когда работал в Украине, я часто встречался со своими коллегами из других стран и они говорили: «Посмотрите, у вас действительно демократия в медиа». На что я отвечал: Да, демократия — отличный способ для децентрализации. Но это такой особый подвид демократии, когда 10-20 телеканалов и каждый, по сути, работает на своего хозяина, а уже зритель сам, посмотрев все 10-20, отсеивает ненужное и формирует более-менее объективное мнение о событии. Истинная демократия, когда ты включаешь один телеканал и он тебе предлагает мнения всех сторон — без своих оценочных суждений. Но таких я не знаю ни в одной стране. Это уравнение для идеального газа… Честно говоря, лучше пусть будет 10-20 разных каналов, чем 2-3 одинаково заидеологизированных государственных. И в этом большое достижение Украины и украинцев. — Вернетесь ли вы когда-нибудь в Украину или в Беларусь? — Время покажет. Я скучаю и по Беларуси, и по Украине. Все события моей жизни прочно связали эти страны в один узел. Поклонитесь от меня Украине. Когда я работал в Киеве, это был замечательный период моей жизни, время, полное профессиональной свободы. Вы знаете, я всегда ценил свою свободу — возможность думать, говорить, писать, дышать так, как хочу и делать столько вздохов в минуту, сколько считаю нужным. При этом я умею работать в команде, но абы с кем работать не стану, и уж тем более каждый день не буду петь в хоре. Из личного дела Сергей Дорофеев родился 19 мая 1980 года в Минске. Закончил Белорусский национальный технический университет. Теле- и радиожурналистике учился за рубежом, выиграл грант Госдепартамента США - стажировался в СМИ Чикаго. Работал на радио "Мир", "Альфа Радио" и "Юнистар". Свою карьеру на ОНТ начал с должности редактора и ведущего программы "Наше утро", был ведущим ток-шоу "Выбор", авторской программы "Выбор+", директором дирекции утреннего вещания. В Беларуси его последний телеэфир состоялся в день президентских выборов (ток-шоу "Выбор" от 19 декабря 2010 года). Эфир не понравился чиновникам - в частности, председателю Центризбиркома Лидии Ермошиной, которая демонстративно покинула студию. После этого Дорофеев фактически получил в Беларуси запрет на профессию. Весной 2011 года он подписал контракт с украинским "5 каналом". Позже он сотрудничал с телеканалом "Интер" - вел телемарафоны, ток-шоу и снимался в фильмах. В 2014 году работал креативным продюсером украинской Западной информационной корпорации. За короткое время он стал одним из самых известных и успешных украинских журналистов. Не женат. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |